33a504c8     

Кнорре Федор - Каменный Венок



Федор Федорович Кнорре
Каменный венок
Девчонки, голоногие, крикливые, хохочут на бегу, прыгая через две
ступеньки, наперегонки со спускающимся лифтом скатываясь по лестнице. Из
сумрака полутемного подъезда, толкаясь в дверях, точно за ними с собаками
гонятся, вырываются в залитый солнцем дворовый скверик, хохоча оттого, что
кто-то первый засмеялся, и вот все расхохотались, да так, что никак и не
остановиться.
Домовые старухи и старики, с утра молчаливо разместившиеся в тени на
скамейках или на собственных, вынесенных из квартир стульях и табуретках со
сплющенными черными подушечками, обрадованно встрепенулись, все разом
возмущенно заговорили:
- Сумасшедшие!.. Вот уж сумасшедшие!
Девчонки взвизгивают от восторга на десять ладов, фыркают и взрываются
неудержимым хохотом, теперь уж оттого, что они, оказывается, "сумасшедшие".
Они и есть сейчас немножко сумасшедшие. Оттого, что начались каникулы,
на улице жара такая, что можно наконец надеть летние платья, сбросить
чулки, и вот они все вместе бесятся, сами не знают отчего.
Они убегают, приплясывая, и теперь во дворе, как в зрительном зале,
после того как кончилось представление и опустился занавес, начинается
обсуждение.
В наше время таких девчонок не было и молодежь была другая, - на этом
сходятся все. Неважно, что "наше время" у каждого совсем другое. Пятнадцать
- двадцать лет одним было до революции, а другим в двадцатых годах, но это
не мешает разговору. Всплывают обрывки бестолковых рассуждений,
утверждений, доказывающих совсем что-нибудь противоположное тому, что
пытаются доказать, но все кивают, соглашаясь. Все объединены общим
желанием: осуждать. Со стороны может показаться, что все эти старушки,
старухи и старушонки полны злобы и негодования, но это вовсе не так. Это
все судьи, выносящие беспощадные приговоры, зная, что они никогда не будут
приведены в исполнение. Слова, слова...
Другая партия стариков - все больше мужчин, сгрудившись у дощатого
столика, играет в домино. Они уже столько навидались карикатур и начитались
всяких юморесок про стариков, забивающих "козла" на дворовом столике, что
отлично усвоили юмористическую сторону этого занятия и ведут себя именно
так, как герои фельетонов и карикатур: с треском кладут костяшки, изображая
азарт, насмешливо гудят и громко гогочут на проигравшего.
Самый дряхлый из всех, Захар Захарович, сидит вдвоем со своей кривой
палочкой всегда в сторонке и на всякий случай неопределенно улыбается,
скрывая свою отъединенность.
Ему трудно принимать участие в пересудах других стариков, он медленно
соображает, плоховато слышит и тихо говорит. И он сидит в сторонке, как
мальчик, слишком маленький, чтоб его приняли взрослые дети в игру.
Иногда он начинает вслушиваться и вдруг кое-что улавливает,
оживляется, собирается и сам что-то сказать, но каждый раз оказывается
поздно: разговор уже утек дальше, и Захар Захарович, виновато улыбаясь,
смотрит ему вслед, будто бумажному кораблику, упущенному в уличной канавке.
Через двор мимо сидящих проходит, возвращаясь из магазина, пожилая
женщина. В руке у нее покачивается сетка, в которой, как в гамаке, лежат
две бутылки кефира, пакетик творога, хлеб. Десять пар старушечьих глаз
проверяют машинально, но внимательно, что она сегодня несет: на двоих или
на одну себя. Это вроде дворового таможенного досмотра.
Зачем? А просто так, ни за чем. Пока они сидят на свежем воздухе во
дворе (так называемо "гуляют"), все, что происходит у них перед глазами,
это вроде живых



Содержание раздела