Коваль Юрий Иосифович - Белозубка
Юрий Коваль
БЕЛОЗУБКА
В первый раз она появилась вечером. Подбежала чуть ли не
самому костру, схватила хариусовый хвостик, который валялся на
земле, и утащила под гнилое бревно.
Я сразу понял, что это не простая мышь. Куда меньше
полевки. Темней. И главное - нос! Лопаточкой, как у крота.
Скоро она вернулась, стала шмыгать у меня под ногами,
собирать рыбьи косточки и, только когда я сердито топнул,
спряталась.
"Хоть и не простая, а все-таки мышь,- думал я.- Пусть
знает свое место".
А место ее было под гнилым кедровым бревном. Туда тащила
она добычу, оттуда вылезла и на другой день.
Да, это была не простая мышь! И главное - нос! Лопаточкой!
Таким носом только землю рыть.
А землероек, слыхал я, знатоки различают по зубам. У одних
землероек зубы бурые, у других - белые. Так их и называют:
бурозубки и белозубки. Кем была эта мышка, я не знал, а
заглядывать ей в рот не торопился. Но почему-то хотелось, чтобы
она была белозубкой.
Так я и назвал ее - Белозубкой - наугад.
Белозубка стала появляться у костра каждий день и, как я
ни топал, собирала хвосты-плавнички. Съесть все это она никак
не могла, значит, делала на зиму запасы, а под гнилым кедровым
бревном были у нее тайыые погребл.
К осени начались в тайге дожди, я стал ужинать в избушке.
Как-то сидел у стола, пил чагу с сухарями. Вдруг что-то
зашуршало, и на стол выскочила Гэелозубка, схвлтила самый
болыпой сухарь. Тут же я щелкнул ее пальцем в бок.
"Пи-пи-пи!" - закричала Белозу-бка.
Прижав к груди сухарь, она подтащила его на край стола,
скинула на пол, а сама легко сбежала вниз по стене, к которой
был приколочен стол. Очутившись на полу, она подхватила сухарь
и потащила к порогу. Как видно, в погребах ее, под гнилым
кедровым бревном, было еще много места.
Я торопливо съел все сух"ри, запил это дело чагой.
Белозубка вернулась и снова забралась на стол.
Я шевелился, кряхтел и кашлял, стараясь напугать ее, но
она не обращала внимания, бегала вокруг пустого стакана,
разыскивая сухари. Я просто не знал, что делать. Не драться же
с ней. Взял да и накрыл ее стаканом.
Белозубка ткнулась носом в стекло, поднялась на задние
лапы, а передними стукнула в граненую стенку. "Посидишь
немного,- думал я.- Надо тебя поучить, а то совсем потеряла
совесть".
Оставив Белозубку в заточении, я вышел из избушки
поглядеть, не перестал ли дождь.
Дождь не переставал. Мелкий и холодный, сеялся он сквозь
еловые ветки, туманом окутывал верхушки пихт. Я старался
разглядеть вершину горы Мартай - нет ли там снега,- но гора
была закрыта низкими жидкими облаками.
Я продрог и, вернувшись в избушку, хотел налить себе чаги
погорячей, как вдруг увидел на столе вторую Белозубку.
Первая сидела под стеклянным колпаком, а вторая бродила по
столу.
Эта вторая была крупнее первой и вела себя грубо,
бесцеремонно. Прошлась по моим рисункам, пнула плечом спичечную
коробку. По манерам это была уже не Белозубка, а какой-то
суровый дядя Белозуб. И лопаточка его казалась уже лопатой, на
которой росли короткие усы.
Дядя Белозуб обошел стакан, где сидела Белозубка, сунул
нос под гранеиый край, стараясь его приподнять. Ничего не
получилось. Тогда дядя ударил в стекло носом. Стакан чуть
отодвинулся.
Дядя Белозуб отступил назад, чтоб разогнаться и
протаранить стакан, но тут я взял второй стакан да и накрыл
дядю. Это его потрясло. Он никак не предполагал, что с ним
может случиться то же, что с Белозубкой. Растеряв свою
гордость, он сжался в комочек и чуть не заплакал.
Надо сказа